18 ноября.
1
Он стоял, облокотившись о стену привокзального здания. Один из поездов тронулся с места, и с непрекращающимся гулом начал свой путь к горизонту. Шлейф белого тумана ровно стелился по земле. Снег… не хватает только снега.
Пожалуй, пора. Надрывно прозвучал гудок, и всё стихло.

Восемь лестничных пролётов на одном дыхании, и вот он стоит у двери слишком знакомой, чтобы хоть раз в жизни постучать. Два длинных гудка выхватывают тишину и тихий голос радио в соседней квартире. Его слегка пошатывает, сердце загнанно стучит где-то на уровне горла, он снова нажимает на звонок. Громче, протяжнее. Пытаясь заглушить прерывистым дыханием толчки разгоняемой крови. Постепенно, все окружающие звуки затихают. Остаются только гулкие, глухие удары. Размеренные и чёткие. Не откроют, не надо ждать... Стук сердца вытеснил все остальные звуки. Ключ с трудом повернулся в замке, ручка опустилась вниз.

Негромко чертыхнувшись, мужчина педантично вытер ботинки о коврик, и захлопнул дверь.
Кухня была такой же маленькой, как и тридцать лет назад. В этой квартире ничего не могло измениться. Тихий шум воды доносился из ванной. Кажется, с момента её смерти здесь ни кого не было. Ни подвывающих дальних родственников, ни претендентов на её квартиру. Окно гостиной было распахнуто. Проветривали? Вся домашняя библиотека так же покоилась на старых книжных полках. Нет, он, наверняка никогда не сможет сделать здесь ремонт. И дело даже не только в уважении к покойной старушке. Решив, что на сегодня и так много впечатлений, и о перестановке не может быть и речи, он прилёг на диван и уснул, не закрыв окно в гостиной.

Окно со скрежетом захлопнулось. Ночь - слишком душная и вязкая, чтобы продолжить свой сон. Рассвет, серый и безжизненный. Такой, что на чёрно-белых фото. Сев на диване и спустив ноги вниз, мужчина уронил голову в ладони. Встал и прошёл на кухню. Всего глоток воды, это же так нормально? Жарко. Бисеринки пота выступили на лбу. Опершись о стену, он допивал воду. Головокружение отступило, взгляд, блуждающий до этого остановился на гостиной, видной из-за двери в кухню. Окно.

Заперто. Возможно, дело в усталости, возможно в прогрессирующей шизофрении, как говорила на протяжении трёх лет та, к чьим словам он наверняка должен прислушаться. Возможно… Нетвёрдым шагом, поставив стакан на стол, и чуть не смахнув его на пол, мужчина прошёл в гостиную. А за окном была промозглая осень. А за окном, без малейшего намёка на снег, шёл ливень. А за окном, вероятно, было не так душно и затхло, как здесь.

Заперто. Но он не закрывал его, совершенно точно. Ручка, поворачиваясь вверх, не давала открыть окно. Два удара по деревянной раме ничего не решили. Мужчина наклонил голову к щели между рамой и стеной. Воздух. Шелохнулись волосы, и лёгкое дуновение прекратилось. Исчезло, забирая с собой спокойствие.

Ему не хотелось ни о чём волноваться. Странная аппатия сковала всё его тело, но прежде отдалась в голову чувственным прикосновением успокоения. Нет, никаких голосов, что вы. Это было бы слишком предсказуемо. Просто внезапно безумно захотелось спать. Спать, не видеть, не слышать, не искать логичности в событиях его окружающих, не чувствовать и не осязать, не думать… Сон был единственным верным решением, так ему казалось сейчас. Но безумная мысль пришла в голову, такая, от которой не отвяжешься ни при каких условиях. Нет, ему страшно. А что если она и вправду не откроется? Столько приторных американских триллеров, омерзительно-одинаковых, вгоняющих в скуку и депрессию… Слишком пошлые и неправдоподобные, чтобы воплотиться в жизни. Снова пересохло в горле. Нечего спешить, проверить входной замок он всегда успеет. Более того, что за нелепые мысли? Конечно, там открыто. Но не надо туда идти, нет смысла. Лучше сделать глоток воды и успокоиться.

Несколько мучительно-трудных шагов в сторону кухни, он не выдержал и сломался. Держа стакан в руке, он стоял около двери, медленно протягивая руку к ручке. Надо посмотреть, всего лишь… Перевернув замок, щёлкнув тяжёлой задвижкой, дёрнул ручку.

Ничего.

Заперто.

Дрожащими руками, едва не расплескав содержимое наполненного на половину стакана, мужчина взял с комода тёмного дерева большой ключ верхнего замка. Всё могло быть, он мог и не запомнить как закрыл дверь. Робкие оправдания происходящему выглядели так нелепо, так нервно даже для внутренних споров с самим собой. Это глупость. Этого не может быть. Сотни мыслей проносились в голове, начиная от «Мне это снится» и заканчивая «Я вызову мастера, наверное заклинило замок». Причём сам он не верил ни одной из них. Когда ключ в третий раз натолкнулся на сопротивление, рука со стаканом поднялась вверх, запрокинув голову, мужчина жадно глотал воду, пока наконец не потемнело в глазах и стакан не выскользнул из рук.

Стекло разбилось, вода растеклась по полу. Тысячи мелких осколков, капли и брызги, фонтаны воды и стеклянная пыль. Тело сначало обмякло, затем подкосились ноги и он осел вниз, ударившись головой о пол, усеянный стеклом и жидкостью. Куски стекла впивались в ладони, это было переломным моментом, концом начала, началом конца, как вам угодно. Стекло резало кожу, а страх резал душу.

Он провалился в сон. На пол, усеянный стеклом, из открывшейся форточки влетела голубая открытка с размашистым почерком, на ней было написанно пожелание первого снега. Открытка мгновенно намокла, буквы было почти не разобрать. Рука мужчины дёрнулась, вери дрогнули, но проснулся он ещё не скоро.